05:43
Подарок!
Название: Confessus pro judicato habetur
Автор: ИлеРен@
Персонажи: Джон Винчестер
Жанр: ангст
Аннотация: Совершенно мизерной доли бесконечности оказывается достаточно, чтобы попытаться исправить все ошибки.
Размер: мини
От автора: Confessus pro judicato habetur (лат.) - сознавшийся считается осуждённым.
По 2.01. Для Мара333 в день рождения! Да и тем более, так трудно найти солидарного в своем отношении к ПапеДжону...
И только я могу сплагиатить последнюю фразу у себя же
*****Когда ты всю жизнь бежишь за чем-то - не видя пути, не видя предупреждающих и запрещающих знаков - просто несешься сломя голову за мифическим светом в конце тоннеля, и, в конце концов, спустя столько времени единственное, что тебя ждет, - это огромный синяк на лбу от столкновения со стеной тупика... что же, это оказывается куда больнее, чем разбитые в кровь, стертые до мяса ноги.
Но куда больнее, когда тупик становится точкой невозврата, а там, за стеной, твой медленно умирающий сын - вместо тебя, из-за тебя, ради тебя. И не расколотые надежды и раздавленная месть раздирают изнутри, что-то куда яростнее и сильнее.
И тебе ничего не остается, только стоять по ту сторону, обессиленным, проигравшим и понимающим в этот момент, что все дороги все равно ведут лишь в одно место. Куда-то, где лишь одна полоса движения, и вернуться обратно нет никакого шанса.
- Как они? - это первое, что говорит Джон, когда приходит в себя. - Как мои сыновья?
Он бывший морпех, он матерый охотник, тщедушный кусок камня - и он прекрасно знает, что значит этот мимолетный взгляд в пол и поджатые губы.
Он бывший морпех и матерый охотник, но никто так и не научил его не чувствовать и не заковал его сердце в сталь, как бы он сам ни пытался доказать это себе и другим.
И поэтому он не готов услышать то, что его старший сын находится на грани между жизнью и смертью и что шансы ничтожны и...
"Сэмми в порядке, - думает он, проваливаясь в цепкие объятия седативов и позволяя темноте забрать у него контроль - ненадолго, пока он не поймет... не придумает, что делать дальше.
Этой мысли о том, что хотя бы его младший вне опасности, достаточно, чтобы окончательно не сорваться вниз. Пока достаточно.
На совершенно мизерную долю бесконечности.
-------------
Он, вполне определенно, доводит медсестру до белого каления, чтобы на двести процентов убедиться, что Сэму ничего не угрожает, но о Дине не спрашивает. И так знает, слишком хорошо знает, и это хуже всего.
Может, в словах Сэма, которые он сгоряча бросал ему в лицо, и была правда - о да, там совершенно точно было слишком много правды, но в одном он все же был не прав. Джон немного меньший эгоист, каким пытается себя показать и каким видит его Сэм.
Джон не помнит, с чего началась та ссора - сотая из тысяч, - не помнит даже, к чему она была, но то, что Сэм тогда сказал ему в пылу гнева и обиды, он так и не смог забыть.
"Ты идешь на жертвы до тех пор, пока это не идет в разрез с твоими желаниями! Ты делаешь это только ради себя".
Он тогда еле удержался от того, чтобы не ударить Сэма, но Дин - как всегда Дин - вмешался, влетел между ними, впаялся и принял основной удар на себя. Джон психанул, Сэм психанул, и оба ушли, громко хлопнув дверью, даже не посмотрели на Дина, оставив его одного в пустой комнате.
Джон потом напился до летающих барашков, в пьяном угаре просил прощения у обоих, и те лишь сделали вид, что ничего и не было - по крайней мере, Сэм точно - и свято верил, что с дерьмовым пойлом придет хоть какая-то ничтожная, бредовая причина, по которой он сможет себя оправдать.
Может, полное понимание того дерьма, в которое он вляпался, и приходило к нему с алкоголем, но ему не нужно было напиваться, чтобы быть уверенным в одном.
Он знал это лучше, чем Менделеев свою таблицу, это было куда вернее и правильнее законов Ньютона, и он не мог назвать это истиной в последней инстанции, просто потому, что истину нужно доказать. Ему не нужно было.
Единственное, в чем он был уверен больше, чем в том, что он отвратительнейший отец, было лишь одно: за сыновей он может перегрызть глотку самим Дьяволу и Богу и поменять небеса с землей местами или сделать планету плоской.
И ему не нужна даже минута, чтобы обдумывать свое решение, ему не нужно и десяти секунд.
Он готов отдать к Кольту любой бонус - и Джон прекрасно знает, каким он будет, - поэтому, когда Сэм врывается к нему в палату, он уже готов.
Он начинает карабкаться наверх, по ту сторону тупика, и на этот раз путь ни капли не кажется ему тяжелым.
Потому что на этот раз он ползет за другим светом - не за тем мифическим, а за вполне определенным.
Для Дина.
-------------
Сэм, как и ожидалось, заводится с пол-оборота, но это только ему на руку. В глубине души царапает неприятное чувство, что сын настолько низкого о нем мнения, но это чувство сразу же исчезает под напором уверенности в том, для чего все это.
У него есть план, и этот план напрямую касается Дина, так что хоть и слова Сэма и противно царапают по стали, ему вполне легко пропустить их сквозь себя.
И так же легко врать Сэму.
Когда сын уходит, он позволяет на секунду отчаянию завладеть им, и ему кажется, что Дин здесь, Дин смотрит, и его взгляд прожигает его насквозь.
Дин всегда приходил к нему, и, быть может, настало время, чтобы и ему прийти к Дину.
Дин - настолько не тот, к кому привык Джон за это время - так малодушно и эгоистично привык, и первые секунды он просто застывает в дверном проеме, не в силах вздохнуть и пошевелиться, и гипс на руке кажется очень тяжелым, тянет его вниз. Джон отрывается от косяка, делает несколько шагов, чтобы вытащить из угла стул. Никаких сил нет, и стул противно скрипит ножками по полу, как когтями по стеклу, но Джону все равно. А Дину тем более.
Он придвигает стул ближе к кровати и буквально падает на него. После этого - все. Он не умеет говорить о таких вещах вслух - даже с теми, кто может его услышать - тем более с теми - не может выдавить этого из себя и сейчас.
Он просто смотрит.
Неподвижно, почти не мигая, смотрит на своего старшего сына, который отдал все ради него, ради них, и Джон всегда воспринимал это как должное. Он прочертил свой путь Дину, и тот всегда шел, не задавая вопросов, не переча, и Джон был слишком слеп, чтобы увидеть, что эта дорога ведет туда же, куда и его. Он тащил его за собой, полагая, что это то, чего хочет и Дин, и только сейчас Джон понимает: больше всего на свете Дин хотел сохранить семью, и это было куда сложнее, чем все то, что делал сам Джон за всю свою жизнь.
"Прости" так и не срывается с его губ, глаза жжет, а он все смотрит и смотрит, словно видит сына впервые, и может, это почти так. Сломленного, разбитого - видит впервые, потому что позволил себе только сейчас.
Он смотрит на него и видит забавного шестилетнего мальчугана, который не мог правильно произнести "Дядя Бобби", но который уже знал, как правильно заворачивать брата в пеленки и кормить его из бутылочки. Видит десятилетнего пацана, который, пытаясь приготовить спагетти, облил себя кипятком, и боязнь того, что отец на него разозлится, жгла куда больше. Видит его шестнадцатилетнего, который впервые встал между отцом и братом, когда те ни с того ни с сего начали пререкаться на повышенных тонах, - наконец, видит его и только сейчас понимает, что Дин в такие моменты не был невидимкой, и их с Сэмом споры и скандалы били по нему куда сильнее, чем по кому-либо из них.
Он видит перед собой сына, который, жертвуя всем ради своей семьи, все больше рассыпался, и этого никто не увидел, пока от него не осталось ничего, что могло бы рушиться дальше.
И сейчас ему кажется, что Дин все знает, все видит и, наконец, злится, и Джону так бы хотелось, чтобы он встал и высказал ему все, что накипело, и все из этого Джон принял бы с благодарностью как нож, избавивший его от мучений.
Он на секунду позволяет себе прорвать плотину, и слеза быстро, словно стыдясь, стекает по его щеке и теряется в бороде.
"Солдаты не плачут", - как заведенный твердил он Дину, и в результате сам проиграл себе свое выдуманное правило, а Дин тянул, тянул до самого конца.
Выпирающая, орущая во все горло гордость напополам с затапливающей горечью и виной охватывают его, и, на секунду сжав руку Дина в своей ладони, Джон быстро поднимается со стула и, не оборачиваясь, выходит из палаты.
Сэм наверняка вернется совсем скоро, и Джон почти уверен: без очередной ссоры не обойтись.
Его младший сын был куда умнее, чем мог бы показаться. И он совершенно непредсказуем.
Джон коротко улыбается сам себе, но эта улыбка не касается его глаз.
-------------
Естественно, Бобби спалил всю контору, и, естественно, Сэм в ярости. И на этот раз Дина нет рядом, чтобы их разнять, - эта мысль мелькает и тут же исчезает, потонув под морем отвращения к себе. Но на этот раз ярость не удается подавить. Сэм слишком вспыльчив (и в кого же это у него, действительно?), и слово за слово - они снова две собаки, готовые вцепиться друг другу в горло, только на этот раз - наверное, впервые за всю жизнь Дин - не стена между ними, в которую ненароком летят камни, а Дин - тема их спора.
Джон думает мимолетом, что это разозлило бы его старшего сына еще сильнее.
Стакан с оглушительным треском разлетается на осколки, и дальнейшие слова, о которых он позже все равно бы пожалел, застревают в глотке.
Вполне определенно, Дин не был бы Дином, если бы позволил им переругаться в хлам и остался бы в стороне.
А затем все рушится, и Джон прекрасно знает, что происходит, он чувствует, что проигрывает. Он отсылает Сэма посмотреть, что случилось, хотя ему не нужны никакие слова, чтобы понять, потому что он - отец, теряющий своего ребенка.
Он сжимает челюсти и закрывает глаза, отчаянно жалея, что нет еще одного стакана, который он мог бы запустить в стену.
Он пытается лишь не думать о том, что теперь, когда осталось совсем немного, он может потерять Дина, а вместе с ним и Сэма, который без брата точно перестал бы бороться.
Напряжение и почти забытый страх клокочут в нем подобно лаве в жерле вулкана, и ему требуются титанические силы, чтобы не рвануть с кровати за Сэмом, но он не уверен, что сможет это выдержать. Сыновья всегда были сильнее его, и это то единственное, чем Джон может гордиться.
Пожалуйста, думает он, почти до крови впиваясь ногтями в ладонь, черт тебя задери, пожалуйста.
-------------
Когда Сэм приходит к нему в следующий раз и говорит о Дине, о его душе, Джон знает: это почти последний раз, когда он его видит, он почти уверен в этом.
И он ощущает себя полнейшим ублюдком, когда ощущает легкое облегчение от того, что Сэм уходит - наверняка за спиритической доской, Джон далеко не дурак, - чтобы он смог сделать то, что собирается, незаметно от него.
- Я не буду охотиться за демоном, пока мы не убедимся, что Дин в порядке, - говорит он Сэму, и на этот раз он не лжет.
После стольких лет беготни он позволяет себе стать жертвой, и, как ни странно, это оказывается слишком легко, для того, чья жизнь заключалась лишь в единственной фанатичной роли слепого охотника.
Джон провожает младшего сына взглядом, и если бы Сэм обернулся, то увидел бы в его вновь оживших глазах то, во что давно перестал верить.
-------------
Дверь в котельную открывается с тихим скрипом, и на этом его путь заканчивается.
Джон переступает через порог, и слабые всполохи Ада загораются немного сильнее. Это неважно.
Он видит лишь яркий, слепящий свет, тот самый, за которым он бежал так долго, и он готов отдать этот свет Дину и Сэму полностью, без остатка. Как ничтожную компенсацию той тьмы, в которую он их затащил когда-то без какого-либо шанса на выход.
Совершенно мизерной доли бесконечности оказывается достаточно, чтобы попытаться исправить все ошибки.
Вполне достаточно, чтобы встать между Дином и смертью, как и Дин всегда вставал - между ним и сотнями пунктов, о многих из которых Джон даже не догадывается.
Теперь очередь Джона закрывать его собой.
Он сворачивает с намеченной дороги, ощущая мягкую траву под ногами, и чуть улыбается Демону в лицо.
И на этот раз он ощущает себя победителем.
URL записи
Автор: ИлеРен@
Персонажи: Джон Винчестер
Жанр: ангст
Аннотация: Совершенно мизерной доли бесконечности оказывается достаточно, чтобы попытаться исправить все ошибки.
Размер: мини
От автора: Confessus pro judicato habetur (лат.) - сознавшийся считается осуждённым.
По 2.01. Для Мара333 в день рождения! Да и тем более, так трудно найти солидарного в своем отношении к ПапеДжону...
*****Когда ты всю жизнь бежишь за чем-то - не видя пути, не видя предупреждающих и запрещающих знаков - просто несешься сломя голову за мифическим светом в конце тоннеля, и, в конце концов, спустя столько времени единственное, что тебя ждет, - это огромный синяк на лбу от столкновения со стеной тупика... что же, это оказывается куда больнее, чем разбитые в кровь, стертые до мяса ноги.
Но куда больнее, когда тупик становится точкой невозврата, а там, за стеной, твой медленно умирающий сын - вместо тебя, из-за тебя, ради тебя. И не расколотые надежды и раздавленная месть раздирают изнутри, что-то куда яростнее и сильнее.
И тебе ничего не остается, только стоять по ту сторону, обессиленным, проигравшим и понимающим в этот момент, что все дороги все равно ведут лишь в одно место. Куда-то, где лишь одна полоса движения, и вернуться обратно нет никакого шанса.
- Как они? - это первое, что говорит Джон, когда приходит в себя. - Как мои сыновья?
Он бывший морпех, он матерый охотник, тщедушный кусок камня - и он прекрасно знает, что значит этот мимолетный взгляд в пол и поджатые губы.
Он бывший морпех и матерый охотник, но никто так и не научил его не чувствовать и не заковал его сердце в сталь, как бы он сам ни пытался доказать это себе и другим.
И поэтому он не готов услышать то, что его старший сын находится на грани между жизнью и смертью и что шансы ничтожны и...
"Сэмми в порядке, - думает он, проваливаясь в цепкие объятия седативов и позволяя темноте забрать у него контроль - ненадолго, пока он не поймет... не придумает, что делать дальше.
Этой мысли о том, что хотя бы его младший вне опасности, достаточно, чтобы окончательно не сорваться вниз. Пока достаточно.
На совершенно мизерную долю бесконечности.
-------------
Он, вполне определенно, доводит медсестру до белого каления, чтобы на двести процентов убедиться, что Сэму ничего не угрожает, но о Дине не спрашивает. И так знает, слишком хорошо знает, и это хуже всего.
Может, в словах Сэма, которые он сгоряча бросал ему в лицо, и была правда - о да, там совершенно точно было слишком много правды, но в одном он все же был не прав. Джон немного меньший эгоист, каким пытается себя показать и каким видит его Сэм.
Джон не помнит, с чего началась та ссора - сотая из тысяч, - не помнит даже, к чему она была, но то, что Сэм тогда сказал ему в пылу гнева и обиды, он так и не смог забыть.
"Ты идешь на жертвы до тех пор, пока это не идет в разрез с твоими желаниями! Ты делаешь это только ради себя".
Он тогда еле удержался от того, чтобы не ударить Сэма, но Дин - как всегда Дин - вмешался, влетел между ними, впаялся и принял основной удар на себя. Джон психанул, Сэм психанул, и оба ушли, громко хлопнув дверью, даже не посмотрели на Дина, оставив его одного в пустой комнате.
Джон потом напился до летающих барашков, в пьяном угаре просил прощения у обоих, и те лишь сделали вид, что ничего и не было - по крайней мере, Сэм точно - и свято верил, что с дерьмовым пойлом придет хоть какая-то ничтожная, бредовая причина, по которой он сможет себя оправдать.
Может, полное понимание того дерьма, в которое он вляпался, и приходило к нему с алкоголем, но ему не нужно было напиваться, чтобы быть уверенным в одном.
Он знал это лучше, чем Менделеев свою таблицу, это было куда вернее и правильнее законов Ньютона, и он не мог назвать это истиной в последней инстанции, просто потому, что истину нужно доказать. Ему не нужно было.
Единственное, в чем он был уверен больше, чем в том, что он отвратительнейший отец, было лишь одно: за сыновей он может перегрызть глотку самим Дьяволу и Богу и поменять небеса с землей местами или сделать планету плоской.
И ему не нужна даже минута, чтобы обдумывать свое решение, ему не нужно и десяти секунд.
Он готов отдать к Кольту любой бонус - и Джон прекрасно знает, каким он будет, - поэтому, когда Сэм врывается к нему в палату, он уже готов.
Он начинает карабкаться наверх, по ту сторону тупика, и на этот раз путь ни капли не кажется ему тяжелым.
Потому что на этот раз он ползет за другим светом - не за тем мифическим, а за вполне определенным.
Для Дина.
-------------
Сэм, как и ожидалось, заводится с пол-оборота, но это только ему на руку. В глубине души царапает неприятное чувство, что сын настолько низкого о нем мнения, но это чувство сразу же исчезает под напором уверенности в том, для чего все это.
У него есть план, и этот план напрямую касается Дина, так что хоть и слова Сэма и противно царапают по стали, ему вполне легко пропустить их сквозь себя.
И так же легко врать Сэму.
Когда сын уходит, он позволяет на секунду отчаянию завладеть им, и ему кажется, что Дин здесь, Дин смотрит, и его взгляд прожигает его насквозь.
Дин всегда приходил к нему, и, быть может, настало время, чтобы и ему прийти к Дину.
Дин - настолько не тот, к кому привык Джон за это время - так малодушно и эгоистично привык, и первые секунды он просто застывает в дверном проеме, не в силах вздохнуть и пошевелиться, и гипс на руке кажется очень тяжелым, тянет его вниз. Джон отрывается от косяка, делает несколько шагов, чтобы вытащить из угла стул. Никаких сил нет, и стул противно скрипит ножками по полу, как когтями по стеклу, но Джону все равно. А Дину тем более.
Он придвигает стул ближе к кровати и буквально падает на него. После этого - все. Он не умеет говорить о таких вещах вслух - даже с теми, кто может его услышать - тем более с теми - не может выдавить этого из себя и сейчас.
Он просто смотрит.
Неподвижно, почти не мигая, смотрит на своего старшего сына, который отдал все ради него, ради них, и Джон всегда воспринимал это как должное. Он прочертил свой путь Дину, и тот всегда шел, не задавая вопросов, не переча, и Джон был слишком слеп, чтобы увидеть, что эта дорога ведет туда же, куда и его. Он тащил его за собой, полагая, что это то, чего хочет и Дин, и только сейчас Джон понимает: больше всего на свете Дин хотел сохранить семью, и это было куда сложнее, чем все то, что делал сам Джон за всю свою жизнь.
"Прости" так и не срывается с его губ, глаза жжет, а он все смотрит и смотрит, словно видит сына впервые, и может, это почти так. Сломленного, разбитого - видит впервые, потому что позволил себе только сейчас.
Он смотрит на него и видит забавного шестилетнего мальчугана, который не мог правильно произнести "Дядя Бобби", но который уже знал, как правильно заворачивать брата в пеленки и кормить его из бутылочки. Видит десятилетнего пацана, который, пытаясь приготовить спагетти, облил себя кипятком, и боязнь того, что отец на него разозлится, жгла куда больше. Видит его шестнадцатилетнего, который впервые встал между отцом и братом, когда те ни с того ни с сего начали пререкаться на повышенных тонах, - наконец, видит его и только сейчас понимает, что Дин в такие моменты не был невидимкой, и их с Сэмом споры и скандалы били по нему куда сильнее, чем по кому-либо из них.
Он видит перед собой сына, который, жертвуя всем ради своей семьи, все больше рассыпался, и этого никто не увидел, пока от него не осталось ничего, что могло бы рушиться дальше.
И сейчас ему кажется, что Дин все знает, все видит и, наконец, злится, и Джону так бы хотелось, чтобы он встал и высказал ему все, что накипело, и все из этого Джон принял бы с благодарностью как нож, избавивший его от мучений.
Он на секунду позволяет себе прорвать плотину, и слеза быстро, словно стыдясь, стекает по его щеке и теряется в бороде.
"Солдаты не плачут", - как заведенный твердил он Дину, и в результате сам проиграл себе свое выдуманное правило, а Дин тянул, тянул до самого конца.
Выпирающая, орущая во все горло гордость напополам с затапливающей горечью и виной охватывают его, и, на секунду сжав руку Дина в своей ладони, Джон быстро поднимается со стула и, не оборачиваясь, выходит из палаты.
Сэм наверняка вернется совсем скоро, и Джон почти уверен: без очередной ссоры не обойтись.
Его младший сын был куда умнее, чем мог бы показаться. И он совершенно непредсказуем.
Джон коротко улыбается сам себе, но эта улыбка не касается его глаз.
-------------
Естественно, Бобби спалил всю контору, и, естественно, Сэм в ярости. И на этот раз Дина нет рядом, чтобы их разнять, - эта мысль мелькает и тут же исчезает, потонув под морем отвращения к себе. Но на этот раз ярость не удается подавить. Сэм слишком вспыльчив (и в кого же это у него, действительно?), и слово за слово - они снова две собаки, готовые вцепиться друг другу в горло, только на этот раз - наверное, впервые за всю жизнь Дин - не стена между ними, в которую ненароком летят камни, а Дин - тема их спора.
Джон думает мимолетом, что это разозлило бы его старшего сына еще сильнее.
Стакан с оглушительным треском разлетается на осколки, и дальнейшие слова, о которых он позже все равно бы пожалел, застревают в глотке.
Вполне определенно, Дин не был бы Дином, если бы позволил им переругаться в хлам и остался бы в стороне.
А затем все рушится, и Джон прекрасно знает, что происходит, он чувствует, что проигрывает. Он отсылает Сэма посмотреть, что случилось, хотя ему не нужны никакие слова, чтобы понять, потому что он - отец, теряющий своего ребенка.
Он сжимает челюсти и закрывает глаза, отчаянно жалея, что нет еще одного стакана, который он мог бы запустить в стену.
Он пытается лишь не думать о том, что теперь, когда осталось совсем немного, он может потерять Дина, а вместе с ним и Сэма, который без брата точно перестал бы бороться.
Напряжение и почти забытый страх клокочут в нем подобно лаве в жерле вулкана, и ему требуются титанические силы, чтобы не рвануть с кровати за Сэмом, но он не уверен, что сможет это выдержать. Сыновья всегда были сильнее его, и это то единственное, чем Джон может гордиться.
Пожалуйста, думает он, почти до крови впиваясь ногтями в ладонь, черт тебя задери, пожалуйста.
-------------
Когда Сэм приходит к нему в следующий раз и говорит о Дине, о его душе, Джон знает: это почти последний раз, когда он его видит, он почти уверен в этом.
И он ощущает себя полнейшим ублюдком, когда ощущает легкое облегчение от того, что Сэм уходит - наверняка за спиритической доской, Джон далеко не дурак, - чтобы он смог сделать то, что собирается, незаметно от него.
- Я не буду охотиться за демоном, пока мы не убедимся, что Дин в порядке, - говорит он Сэму, и на этот раз он не лжет.
После стольких лет беготни он позволяет себе стать жертвой, и, как ни странно, это оказывается слишком легко, для того, чья жизнь заключалась лишь в единственной фанатичной роли слепого охотника.
Джон провожает младшего сына взглядом, и если бы Сэм обернулся, то увидел бы в его вновь оживших глазах то, во что давно перестал верить.
-------------
Дверь в котельную открывается с тихим скрипом, и на этом его путь заканчивается.
Джон переступает через порог, и слабые всполохи Ада загораются немного сильнее. Это неважно.
Он видит лишь яркий, слепящий свет, тот самый, за которым он бежал так долго, и он готов отдать этот свет Дину и Сэму полностью, без остатка. Как ничтожную компенсацию той тьмы, в которую он их затащил когда-то без какого-либо шанса на выход.
Совершенно мизерной доли бесконечности оказывается достаточно, чтобы попытаться исправить все ошибки.
Вполне достаточно, чтобы встать между Дином и смертью, как и Дин всегда вставал - между ним и сотнями пунктов, о многих из которых Джон даже не догадывается.
Теперь очередь Джона закрывать его собой.
Он сворачивает с намеченной дороги, ощущая мягкую траву под ногами, и чуть улыбается Демону в лицо.
И на этот раз он ощущает себя победителем.
URL записи
@темы: оПЧество, СПиНки, Поздравлялки, Фанфики: проза
31.03.2015 в 12:29
01.04.2015 в 03:29
21.05.2016 в 22:17
22.05.2016 в 12:46
11.10.2017 в 11:23
Но работа хорошая СПАСИБО !!!
11.10.2017 в 19:04
27.03.2024 в 19:09
ultfoms.ru/user/WallacePrimeaux/ как открыть счет в иностранном банке физическому лицу из россии удаленно 2024
gg=+